Нам надоело писать под псевдонимом "Советская Эстония". Как таллиннские журналисты встречали путч в Москве и независимость республики
Писатель Елена Скульская вспоминает август 91-го, когда Эстонская Республика получила самостоятельность, а газета "Советская Эстония" лишилась первого слова в названии.
19 августа, когда решалась судьба свободы и демократии, в редакции газеты ”Советская Эстония”, как и во многих других редакциях, царили неразбериха и истерические споры.
Главный редактор на всякий случай остался на даче, позвонив в Дом печати и сообщив, что никак не может бросить вызревающий урожай. Заместитель главного редактора (одновременно — его жена) уговаривала всех уйти с работы и номер газеты просто не выпускать.
– Куда же идти? — спрашивали ее партийно-покорные коллеги.
– Надо идти в парикмахерскую, — вполне серьезно отзывалась она. — Какая бы власть ни пришла, а выглядеть надо прилично!
И вот в каждой газете, а тогда большинство из них располагались в Доме печати, осталось буквально по нескольку человек. Нас, оставшихся в ”Советской Эстонии”, было трое. Мы решили к утру выпустить номер, отстаивающий свободу слова. Я написала воззвание ”Не хотим жить под псевдонимом ”Советская Эстония”, хотим, чтобы у каждого был свой стиль, свои мысли, свои взгляды, хотим быть разными и хотим иметь на это право!”
Двери Дома печати мы заперли, забаррикадировали, братались с коллегами из эстонских редакций, все делились едой, которую нам — как нам в тот момент казалось — героям — приносили печальные и одновременно гордые нашим подвигом родственники. Мне, например, даже бывший муж принес вареную курицу и обещал в случае чего хорошо воспитать нашу, впрочем, уже взрослую дочь. Мы были на связи с питерцами, обменивались с ними текущей информацией, кстати, мои тогдашние петербургские коллеги ”по бесстрашию” (сегодня уместно это слово брать в кавычки, но тогда ведь мы не знали, чем кончится для нас то приключение) много лет приглашали меня праздновать и отмечать эту памятную для всех ночь.
К утру номер газеты вышел, никто из нас не пострадал. И, насколько я знаю, из моих тогдашних коллег и товарищей никто не извлек выгоду из своей принципиальности, хотя многие могли бы воспользоваться моментом и сделать политическую карьеру. У меня, по счастью, не было даже секунды соблазна занять другую позицию в жизни — мне всегда хотелось быть только тем, кто я есть…
